Напутствие: 9 уроков для замечательной жизни - Бенджамин Ференц

где от многоквартирных зданий из коричневого кирпича столбом поднимается дым, а на углу улицы курят рабочие и участники преступных банд. Самый криминальный район страны, суровая школа жизни, где мне преподали важный урок: живи и не мешай жить другим.

Мы постоянно хотели есть. Родители были помолвлены еще до своего рождения и совсем не ладили друг с другом. Я был маленьким, но активным ребенком, которому на месте не сиделось. Я даже плакал с венгерским акцентом. На улицу нас с сестрой не выпускали – из-за «бродяг» там было небезопасно. Свежим воздухом мы дышали, сидя на верхней ступеньке нашего подвала, на уровне тротуара. Но когда мама уходила готовить ужин, я мчался навстречу приключениям. Приезжим я себя никогда не ощущал. Я был американцем. О том, что я еврей, мне, конечно, рассказали, но о том, что я румын или венгр – нет. Дети всегда понимают друг друга, и языковой барьер им не помеха. Я плохо говорил по-английски, жестикулировал и обходился небольшим количеством слов, но в конце концов нашел свое место.

Это свойственно всем детям. Они не видят расовых или религиозных различий со сверстниками и редко обижаются из-за своего положения, пока кто-нибудь не укажет им на него, ведь другой жизни они и не знают. Еще важнее то, что чувство единения, радости, свободы и независимости заменяет им стремление обладать материальными благами и возможностями, о существовании которых в силу возраста они еще даже не подозревают. И это состояние души нам следует сохранять до конца наших дней.

По большей части в Адской кухне селились выходцы из Италии и Ирландии, а их отпрыски, похоже, считали своим долгом колотить друг друга и играть в кости на тротуарах. Я был что-то вроде талисмана для обеих сторон. В те времена не было ни телевизоров, ни компьютерных игр или мобильных телефонов, и мы развлекались тем, что болтались на крыльце в поисках неприятностей.

В округе постоянно вспыхивали потасовки, и преступность казалась нормой жизни. Мой криминальный опыт ограничился кражей картошки из продуктового магазина и ролью дозорного, пока приятели занимались чем-то сомнительным. Если стайка ребят преклоняла на тротуаре колени, будьте уверены, молитвами там и не пахло. Они играли в кости. Деньги кидали в общий котел, а я стерег их от грабителей и полицейских. Стоял на углу, а как только на горизонте появлялись служители правопорядка, кричал: «Бежим! Бежим!». Был у нас один полицейский-ирландец, который всегда сперва гонялся за детьми, и только потом возвращался, чтобы забрать себе их деньги. Я быстро смекнул, что мы оба можем остаться в выигрыше, ведь пока он не вернулся, никто не мешает мне положить несколько монет к себе в карман. Но я всегда что-нибудь ему оставлял. Можете считать это справедливостью пятилетнего мальчишки.

Я не думал, хорошо это или плохо, просто жил одним днем. Но жил своим умом. Рано или поздно наступает момент, когда можно рассчитывать только на себя. Как-то раз я увидел на 8-ой авеню мальчишек-газетчиков и тоже решил немного подзаработать. Забрал из подвала пачки старых газет и зашагал по улице с громким криком: «ГАЗЕТЫ! ПОКУПАЙТЕ ГАЗЕТЫ!» Я продавал их по два цента и все шло неплохо, пока один господин не взглянул на дату. Как только он понял, что «свежая газета» совсем не свежая, он отвел меня к отцу, который сперва хорошенько отругал своего горе-коммерсанта, а потом спросил:

– Где деньги?

Но не все решают деньги. Когда начинающий художник искал для обложки известного журнала маленькую девочку-модель, мои длинные, подстриженные мамой под горшок светлые волосы и блузка старшей сестры сделали свое дело, и художник остановил свой выбор на мне. Гонорар составил два с половиной доллара, но это ничто в сравнении с тем, что хорошенькие модели в студии считали меня невероятно милым и наперебой одаривали поцелуями и объятиями.

И без больших денег можно многого добиться. Я, например, водил взаимовыгодную дружбу с чистильщиком обуви по имени Тони и всегда останавливался у его кабинки, зажатой между высотными домами на 56-ой улице, чтобы пожелать ему доброго утра. Я пытался говорить с итальянским акцентом, а он дарил мне ириски в знак нашей дружбы. Если я приходил домой поздно – отдавал конфету маме, чтобы она не сердилась. И с тех пор всякий раз, когда я пытался ее задобрить, она говорила:

– Ну вот, опять Бенни со своими ирисками.

К тому времени отец, известный всей округе как уборщик Джо, заделался бутлегером, что для Адской кухни было обычным делом. Пока производство, продажа и употребление алкогольных напитков преследовалось по закону, у нас в подвале отец установил самогонный аппарат и гнал виски из картофельного пюре. Он наливал не только гостям, но и полицейским, которые специально забегали освежиться, а самые честные из них даже оставляли на столе пару долларов. Я знал, что дело нечисто, поэтому начал открыто говорить о новом предприятии отца и его дружбе с полицией. Пожалуй, это была моя первая победа над организованной преступностью, потому что самогонный аппарат вскоре испарился.

Атмосфера, в которой я вырос, внушила мне желание бороться с преступностью. Няни у нас не было, поэтому родители отводили меня в кинотеатр на 9-ой авеню, платили десять центов за вход и оставляли там на несколько часов. Фильмы разнообразием не отличались: ковбои всегда носили отличные шляпы, а индейцы – перья, и парни в красивых шляпах побеждали и убивали парней с перьями. Но «Ангелы с грязными лицами» с Джеймсом Кэгни в главной роли остались со мной навсегда.

В молодости герой Кэгни с другом пытались ограбить вагон поезда. Друг сбежал и подался в священники, а Кэгни был схвачен полицией, отправлен в исправительную школу и спустя несколько лет стал главарем банды. В конце концов он совершает убийство и друг-священник говорит ему:

– Ты пример для них, скажи, что это путь в никуда.

А когда Кэгни подводят к электрическому стулу, он начинает кричать и умоляет о пощаде:

– Я не хочу идти, не хочу умирать!

Но его все равно казнят. Оставшиеся члены банды читают в газете о том, как их главарь струсил перед лицом смерти. А зрителю остается только гадать, сделал ли он это ради друга или и правда раскаялся.

Я много думал об этом фильме и часто спрашивал себя, почему один стал законопослушным священником, а другой – убийцей. В чем причина? Всю жизнь я искал ответ на этот вопрос. Должно быть, вы слышали о дискуссии между сторонниками социо– и биогенецизма. Они пытаются понять, является